Довициозо: В Ducati сложно на человеческом уровне

После перемен, которые произошли с Андреа Довициозо в чемпионате MotoGP 2017, возврат в прежнее состояние невозможен. Статус вице-чемпиона и одинаковое количество побед с четырехкратным Марком Маркесом сильно выделяются на фоне предыдущей статистики Десмо Дови в MotoGP, а именно двух побед за 2009 — 2016 годы. Гонщики и остальная публика посмотрели на пилота Ducati иначе, он получил больше уважения и внимания.

С другой стороны, Андреа подчеркивает, что всегда был обычным человеком и таковым останется. Более того, на такую высоту гонщику удалось забраться в том числе потому, что он не изменял себе. Конечно, компромиссы тоже были, если говорить о новом соседстве с Хорхе Лоренсо — гонщиком намного более успешным, чем Довициозо, но в сезоне 2017 итальянец был лучше него практически во всех гонках.

Ducati знает, что новое финансовое предложение на будущие годы должно будет по-настоящему удовлетворить новые запросы Андреа, и это касается не только денег. Пилота также волнует, насколько к нему будут прислушиваться в деле развития мотоцикла. Вероятно, вопрос командного климата будет более чувствительным, чем когда-либо до этого в Ducati. Если договоренности устроят обоих, Дови готов продолжать работать, как работал. У него есть надежный тыл, о котором он рассказал изданию Il Giornale. К слову о СМИ: отношения с ними у итальянца не лучшие. Образ не слишком устремленного спортсмена, живущий в прессе, всегда задевал Андреа:

Кто такое говорит, меня не знает. Это одна из причин, почему я годами не читаю газет или не слушаю комментарии по ТВ. У меня не было возможности защититься, я был в бедственном положении, суть не проявлялась. Их интересовали люди, которые набирали результаты ниже моих, но с характером побольше.

Потом внезапно 2017-й.

Победы всегда помогают. Становится интересно, но софиты быстро гаснут. Мой настоящий источник не в том, что я выигрывал на «Дукати», который, между прочим, отличается от любого байка; не в том, что я в том году сделал это шесть раз, и не в том, что я бился за титул до последней гонки. Мой источник успеха был в том, что я вдохновлялся в своей манере, то есть оставался собой, без компромиссов, спокойным, сдержанным, никакой показушности.

Невидимкой, на самом деле.

Э, нет. Моя нормальность — в том, чтобы в мире излишеств вместо этого поражать, показывая оригинального себя. Сегодня всё это — вопрос образа. Он должен проявляться незавимимо от того, какой ты настоящий или чем занят. Соцсети важны, но они очень плохо управляются.

Ты есть в соцсетях?

Я должен. Самый минимум.

Тебе встречаются 13-летние. Подходят, говорят Дови: «Крепись, Дови»? И 80-летние подходят к Довициозо? «Похоже, ты умный паренек, отличный добрый человек».

Думаю, мне нравилось не быть в центре внимания — это желание нормальности объединяло разных людей и разных поколений. Вероятно, людям легче узнавать себя в человеке, который несмотря на занятие необычными вещами, несмотря на заработок чисел, которые сильно отличаются от простых людей, живет, рассуждает и ведет себя точно как они, без излишеств. И от этого я получаю удовлетворение, которое бесценно.

Революция нормальности.

Скажем так, я никогда не подстраивался под систему.

Вдобавок к твоей непубличности, ты себя открыто критикуешь: тут я ошибся, тут я мог бы сделать…

Потому что я ненавижу, когда неизвестно кто говорит «зрелищ!». И такого полно. Поэтому я говорю обо всём, мне нет дела до последствий.

Аплодисменты в паддоке Валенсии на финише чемпионата.

Аплодисменты за аплодисментами, они были искренними. Команды-соперники, пилоты-соперники, люди, которые до этого года меня всегда игнорировали, выражали мне поддержку. Вот так. Если ты можешь такое создать, это потому что ты привносишь что-то и это нравится. И если я вам нравлюсь, значит, вам нравится нормальность, иначе вы бы на меня даже не посмотрели.

Ты не слишком сложен для такого хлебно-салямного мира, как мотоциклизм?

Сбавьте немного.

Ты нуждаешься в чувствительных людях, чтобы тебя основательно понимали.

Мне на самом деле трудно.

О чем ты?

Например, мои отношения с Ducati: они были очень сложными, потому что я особо не шел на компромисс.

В прошлом году — да, с появлением глыбы Лоренсо.

Потому что у меня была цель и работа на годы вперед. Результаты показали, что компромисс был правильным, но на человеческом уровне я такого не приемлю.

Компромисс с Ducati был…

… экономическим, но и еще по внутренним отношениям, потому что мне совсем не нравилось, каким меня выставляли в вопросе целиком.

Договор истекает в конце 2018-го.

Да, и у нас уже переговоры. Будет очень сложно прийти к согласию. Принятое решение сразу повлияет на 2018-й… Посмотрим.

Несмотря на то, что в Валенсии Лоренсо игнорировал сигналы команды, которая предлагала ему тебя пропустить во время титульной борьбы с Маркесом, ты заблокировал полемику в начале, типа сказал: «Эй, ничего не произошло».

Более-менее.

Что-то произошло?

Да, но в конце концов что бы изменилось, если б я напирал на эту тему? Хорхе стало бы еще хуже? Важная штука в том, что мы в Ducati знаем, как всё шло, и что эта ситуация окупилась в правильный момент.

Пилот по соседству, потому что ты живешь в Форли и через час ты в Ducati. Как будто трудяга, работник, который ездит на завод.

Я бы не стал так о себе говорить из уважения к тем, кто реально вкалывает каждый день, но одна вещь правдивая: в чемпионате мира пилоты и команды могут видеться на гонках и тестах, а потом могут не видеться месяцами. Я не такой. Мне правда хотелось влиться в механизм Ducati, и мне дали. Вероятно, вот поэтому с продлением сейчас сложно, потому что мне хочется улучшения определенных человеческих отношений, потому что разговор о деньгах — этого недостаточно. А я хочу перемен в том, что меня не устраивает: я давно прошу о более управляемом байке в середине поворота, иначе на определенных треках мы всегда будем вне игры.

Пилот по соседству и пилот-отец.

Саре восемь лет, она живет со мной. Я — настоящий папа. Бывают гонки и обязательства, но как только могу, остаюсь дома. Иногда я ругаюсь с «Дукати», чтобы поменьше участвовать в возможных мероприятиях — только так я могу дольше бывать в Форли и следить за ней. Жизнь дома во многом помогает быть родителем и получать максимум от байка. Для атлета ничего хорошего, когда слишком многое отвлекает.

Ходишь в школу?

Естественно, и с учителями разговариваю. Было бы странно наоборот, не?

И пока ждешь звонка, раздаешь автографы родителям.

Вот, да, и это затруднительно. Перед ними персонаж и они типа впадают в транс, а мне вместо этого просто хочется им сказать, что я такой же как вы, нормальный, и больше ничего.

А кто ты для своей дочери?

Папа, работающий с мотоциклами. Если и есть проблемы, то это с её подружками.

А кем ты стал для верхних райдеров чемпионата?

В этом году меня считали очень сильным, хотя к концу сезона я всё равно их побил.

Тогда они поменяли свой подход.

Теперь они знают, что я — один из них.

Что тебя на это натолкнуло?

Они больше не отвлекаются, когда на пресс-конференции моя очередь говорить [улыбается].

А как их оцениваешь ты? Росси, например.

Вале — это много чего. Его можно любить или ненавидеть, но он привлекает и влюбляет миллионы фанатов. Он — это аномалия, которая иногда появляется в спорте. Он — [Альберто] Томба лыж, он — [Усэйн] Болт атлетики. Он изменил наш мир и повлиял на него , и когда у вас есть сила влиять, это значит, вы король этого мира [спорта].

Маркес?

Марк — тот, кто ездит на пределе мотоцикла.

Что это значит?

До него те, кто просто рисковал падениями, не могли добиваться максимума. Было так, что страдала либо гонка, либо динамика. Марк показал, что ошибки можно делать без влияния на динамику.

Прости за жестокий вопрос. Когда Марко Симончелли погиб, он [перед этим] рассказывал о вашем сильном соперничестве. Однако, ты появился на дне похорон, посреди его фанатов, для которых это выглядело неправильно.

Мы с Марко соперничали с пор, когда нам было по семь лет. Беспокойное соперничество. Мы были как пёс и кот — он был агрессивным, открытым, я был добрым и спокойным. Два разных образа жизни: он игривый и беззаботный, я серьезный и точный. Нас ничего не связывало, но всегда было спортивное уважение, потому что мы оба знали, насколько были сильными.

Когда Марко погиб, со мной произошло что-то странное, учитывая, что мы не могли подружиться, что мы даже не разговаривали… Наоборот, у меня потекли слёзы. Я никогда не плакал, и оказывается, я в слезах. По этой причине перед похоронами я решил зайти к нему домой, к его маме, к его папе Паоло. Да, к папе, с которым наши отношения были куда хуже, чем даже с Марко.

Помню, в тот день мы были друг напротив друга, мы посмотрели друг на друга и поняли друг друга. Мы впервые поняли, что годами искаженно смотрели на себя из-за конкуренции и соперничества. Мы впервые были двумя настоящими людьми, и вот тогда родились хорошие отношения. Поразительно, на что толкает жизнь из-за неверных убеждений. И сейчас я, оглядываясь на всё то, что было раньше, смотрю на Марко полностью иначе, чем когда он был жив, только слишком поздно.

Обещание на 2018-й?

Хотелось бы сказать, что мы раскусим чемпионат и мы выиграем, но не могу. Само собой, у нас может хорошо получиться, но есть технические аспекты, которые сейчас нужно улучшить, потому что потом будет слишком поздно — вот почему я волнуюсь.

Твой друг мне сказал: «Так как его нет на публике, у него сдержанная жизнь, спроси о его девушке. Это самая красивая девушка во всём чемпионате».

Алессандра похожа на меня — мы живем в стороне, потому что наша любовь не для публики. Мы пробыли вместе четыре года и у нас важные проекты. Если я сейчас получаю определенные результаты, это благодаря ей тоже. Байка недостаточно, тренировок недостаточно. Прежде всего необходимо, чтобы дома всё было отлично [улыбается]. Думаю об этом — может, мне стоит быть немного более публичным. Она мне на днях сказала: «… но, чёрт, люди даже не знают, что мы вместе».